Несколько примеров «компетенции» некомпетентных

Беда, коль пироги начнёт печи сапожник,
А сапоги тачать пирожник.
А. Н. Крылов

Не в свои сани не садись
народ

Один дурак может задать столько вопросов,
что на них не ответит и сотня мудрецов.

народ

Для научного работника крайне важно установить свой «потолок», т.е. — понять тот уровень сложности задачи, решить которую он способен, а выше — нет. Этот потолок часто поднимается со временем, но никогда не исчезает. Работая заметно ниже своего потолка, ты, по сути, зря теряешь время и силы, поскольку мог бы сделать много больше. Погнавшись за модной темой или проблемой явно не по силам, ты обрекаешь себя на незавидную участь того, кого коллеги по цеху именуют «вечным двигателем», т.е. все время обещающим, но ничего не достигающим.

Проведя столько лет в науке, имея от этого огромное удовольствие, я должен признаться, что даже отдаленно не представлял, сколько усилий требует этот род занятий. Оно и естественно — за все удовольствия приходится в нашем мире платить.

Но есть совсем немало людей, вовсе не околонаучных жуликов, которые твердо верят, что одного их мозгового усилия, вовсе без глубоких знаний, труднейших измерений и возни с непонятными формулами, достаточно, чтобы прямиком вскочить на вершину, решить сложнейшую проблему, мгновенно разобраться в том, что к чему в этом мире.

Современная техника связи придала этим людям, назовем их здесь мягко — «дилетантами», огромную силу. Клик мышки — и сотни, а то и тысячи людей получают «новую теорию», знакомятся с «недостатками старья», получают вопрос, на который, якобы, ни у кого нет ответа. Обычно дилетант требует от адресата, если он профессионал, ответа на свою «теорию», доказательства ее неверности, или, того лучше — признания верности. Как профессионал, сам получаю множество таких писем. Всегда удивляет уверенность отправителей в том, что твои собственные дела гораздо менее значительны, чем их.

Сразу оговорюсь — я не сторонник запрета на публикацию тех материалов, в первую очередь результатов опытов, которые непонятны или просто не находят объяснения в рамках принятых сегодня представлений. Сами эти представления все время меняются, развиваясь и совершенствуясь. Но, скажу банальность, судить о том, что есть очередной «вечный двигатель», а что, с очень малой вероятностью, но чревато прорывом, приходится с большой осторожностью, все время опасаясь пропустить жемчужное зерно вместе со всей навозной кучей.

Эти «дилетанты» обычно быстро находят друг друга и организуют какое-нибудь общество, как правило, именуемое академией чего-то, приглашают в нее несколько известных людей, при этом ровно ничего от них не прося. На самом деле — ничего, кроме имени, которое иногда очень многого стоит. Нередко, правда, можно обойтись и совсем без знаменитостей, если хватает звучности названия. Ничего, кроме небольшой фантазии сейчас не требуется — как сочинить картинку бланка организации, как сделать сайтик, и — готово: кто был никем, тот становится чем-то.

Идея конструирования названия иногда до смешного проста. Есть старые и известные национальные академии наук, иногда — наук и искусств. Так давайте создадим «европейскую академию», пригласим туда пару известных, которые обычно не будут долго разбираться что почем, поскольку от них ничего, кроме «да» не требуется. А заодно — наполним список собою и ребятками, которые никогда ни в какую приличную академию не попали бы. Идей «международной», «всемирной» и «вселенской» академий наук не предлагать — уже забиты.

Несколько лет назад я обнаружил, что существует еврейская академия наук, дотоле мне абсолютно неизвестная. Среди прочих, я нашел там имя крупнейшего израильского физика-теоретика, ныне покойного Я. Бекенштайна. Однако на одно его яркое имя приходилось множество «пустых имен». А организовал академию авантюрист, ставший позднее даже иностранным членом российской академии наук. Наверное, мне следовало рассказать Бекенштайну, человеку достойнейшему и порядочнейшему, куда он по некоей халатности угодил. Но так и не решился. Наверное, зря.

Недавно в очередном массовом присыле электронной почты получаю письмо от одного из «открывателей законов вселенной», вслед за подписью которого идут слова — член философско-космической академии. Что это за зверь такой, мне сообщает всюду проникающий интернет. Оказывается, там в основном философская братия — специалистов по астрофизике или физике космоса не то, что крупных, просто никаких нет. Больше того, среди философско-космических академиков есть и «наше будущее» — аспирант и «вечный двигатель», вообще без степени. Конечно, обрати на это внимание членов всевозможных «Рогов и копыт», и они тебе в два счета объяснят, что наличие степени «ни о чем не говорит», как и место работы, журнал, где публикуешь труды, да и другие характеристики нормального научного работника. Ведь на то они и пара-нормальны, чтобы со всем этим не считаться. Что ж, имеют на это свое полное демократическое право.

В 2010-м я прочитал несколько статей, касавшихся датировки, с помощью анализа ДНК, важных событий в истории евреев. Меня поразила сама возможность определять принадлежность к определенной этнической группе с помощью ДНК. Эту тему нередко обсуждал один известный в России генетик. Стиль его статей, грубый и безапелляционный, вызывал у меня определенные подозрения. Например, бросалось в глаза само-цитирование, со ссылками на некую «академию наук ДНК генеалогии», и ее Вестник, многие статьи в которой написаны самим этим генетиком.

Легкая прогулка по сети показала, что по составу своих членов данная академия не может считаться научным учреждением в заявляемой ею области. Это видно из прочтения кратких биографий ее членов, явно к изучению ДНК не относящихся. Сказанное оказалось легко переносимо и на ее публикационный орган — Вестник АН ДНК генеалогии. В редколлегии этого вестника был все тот же генетик, а остальные — стандартный набор «непричастных интеллектуалов». Но английский язык сборника был хорош, авторы энергично цитировали друг друга, а все это после машинной обработки рейтинговыми агентствами превращалось в большой «фактор влияния» журнала и высокий «индекс цитирования» его авторов — важные формальные критерии оценки научной работы. Явно, не оскудевает родник народной инициативы!

Будущее может изменить ситуацию, но по этой, сегодняшней причине, критику того или иного генетического утверждения на основании статьи, опубликованной в этом Вестнике, считать научной просто невозможно — просто не позволяют профессиональные навыки, пусть и в другой области.

Вредны ли такие квазинаучные организации? Казалось бы, чем бы дитя ни тешилось… Но они нередко используют звучание имени для не всегда благих дел. Получаю как-то письмо-протест против каких-то политических действий властей Грузии, ни к евреям, ни к науке отношения не имеющим. А тут — осуждающее решение Ученого совета (!) Израильской Академии наук. Подпись и телефон ученого секретаря позволили установить, что энергичные ребята-олимы, не теряя времени на конкуренцию с аборигенами — Национальной академией наук Израиля, имеющей международную известность, быстренько и втихаря склепали свою. Так, едва приехав, сделались местными академиками. Так этот «ученый секретарь», в ответ на мои замечания об их уж совсем ненаучной деятельности и странно секретном происхождении, даже спросил: «А что, разве в Израиле есть своя академия наук?».

Толпы дилетантов-любителей сбегаются на многолюдные международные конференции. Помню, в декабре 1988 я читал лекции в Имперском колледже Лондона. Во время одной из лекций в приоткрытую дверь всовывается голова С. П. Капицы, и говорит: «Мирон, подождите меня после лекции». Когда встретились, он рассказал, что неподалеку, насколько помню, в музее Альберта и Виктории, проходит международная конференция с названием вроде «Остановить гонку вооружений!». Основной темой была борьба за ядерное разоружение. Сергей Петрович был главой советской делегации на ней и решил меня в делегацию кооптировать. Он пообещал пару дней очень хорошего питания, банкет и неплохое общество. С. П. был там совсем свой, и, взяв надо мной шефство, знакомил с разными знаменитостями, включая бывшего министра обороны США, финансиста, а на обсуждаемый момент и видного борца за мир — Р. Макнамару.

СССР в то время горой стоял за ядерное разоружение, которое, при тогдашнем соотношении обычных вооруженных сил оставляло Западную Европу просто беззащитной перед СССР и его союзниками. Были ли люди типа и калибра Макнамары просто «полезными идиотами», или предвидели скорое исчезновение СССР, я не знаю. Не помню, кто еще входил в делегацию СССР, кроме Р. Сагдеева, который с Макнамарой образовали отличный противоядерный дуэт. Помню лишь, как, председательствуя, Макнамара умудрялся уточнять перевод доклада Сагдеева в «правильную» сторону.

Мое отношение к ядерному оружию было, признаюсь, противоположным. Я видел в нем решающий фактор сдерживания, единственное, что не позволяло двум могущественным лагерям схлестнуться в «третьей мировой». По наивности я думал, что все со мной согласятся, стоит лишь им услышать мои простые, ясные и, как мне казалось, неопровержимые доводы. В своей ошибке я очень скоро убедился.

Мы ели за большими, человек на 10-12, столами. И, воспользовавшись первой же паузой, я сказал соседям свое слово по обсуждаемой на конференции проблеме. Нет, на меня не обрушились убедительнейшие контрдоводы. Реакция была такая, будто я совершил за столом громкую непристойность. Когда время и еда сняли неприятные впечатления, мы начали знакомиться, и выяснилось, что мои соседи — литератор, архитектор, философ, юрист — все, кто угодно, кроме специалистов по ядерным взрывам или военной стратегии.

Впечатление своей чужеродности усилилось, когда мы беседовали с сэром Рудольфом Эрнстом (Р. Э. Пайерлсом). Один из видных британских участников Манхэттенского ядерного проекта, подключивший, кстати, к нему и атомного шпиона Клауса Фукса, он души не чаял в теоретиках из ленинградского Физико-Технического института. Причина была, в основном, ностальгическая. Он какое-то время работал там в 30-е годы и «увел» себе в жены, оттеснив позднее ставших великими конкурентов, самую красивую, по их тогдашнему общему мнению, девушку. И сейчас (т.е. тогда) он расспрашивал меня в основном о своих «когдатошних» друзьях.

К нам подкатились люди из Би-Би-Си, и попросили интервью. Пайерлс, вероятно, ясно понимая о чем пойдет речь, отказался, а я, не понимая, рассудил просто — болтать не работать, и согласился. Мой приведенный выше ответ на первый вопрос телеведущего «Как вы относитесь к ядерному разоружению?», оказался последним. Погасли лампы, и вся группа ВВС покинула нас.

Довелось мне и пару раз публично поучаствовать в борьбе с «глобальным потеплением».

Дело было в 2012 на огромной, 4.500 участников, конференции «Открытый форум европейской науки». «Глобальному потеплению» было посвящено пленарное и несколько секционных заседаний, в одном из которых я также участвовал. Пленарный докладчик М. Робинсон, бывший президент Ирландии и председатель комиссии по правам человека ООН, отличавшаяся, кстати, рьяным анти-израилизмом, говорила о «неэтичности» испускания СО2 в атмосферу. Она рассказывала о своей экспедиции в Африку, где местные старики сообщили ей, что «подобной жары, как сейчас, не припомнят». Я спросил ее публично, а потом и в личной беседе, есть ли у нее какие-либо научные доводы в пользу гипотезы о разрушающем влиянии человеческой деятельности на климат. Разумеется, весьма далекая от науки, она такими знаниями не обладала. Так причем тут, спрашивается, «этика» в применение к чисто научному вопросу?

На секционном заседании участники заседания играли в парламент страны, который должен был выработать законы для защиты климата от вторжения людей. Я оказался в комиссии, которой надлежало посоветовать, как избавляться от лишнего СО2. Предлагалось сменить топливо, перейти к электроэнергии, не уточняя, откуда ее взять и т.п. Мое замечание, что природа сама все, что надо, сделает, было проигнорировано, как незрелое.

Специалистов, хоть как-то знакомых с предметом, ни в нашей, ни в соседних (мы с ними переговаривались) группах не оказалось. Процесс принятия решений шел шустро…

На той же конференции шло «междисциплинарное» обсуждение «квантовой механики, в котором, наряду с экспертом — лауреатом Нобелевской премии по физике, были одни «непричастные», включая писательницу, которая призналась, что в предмете ничего не понимает, но от участия в дискуссии не отказалась…

Примеров, аналогичных приведенным — очень много. Ведь «движение дилетантов» явно не кончается, оно, особенно в предгрозовые периоды международных отношений, когда во многих странах режимы — авторитарны, лишь приобретает все больший и больший размах. И лишь на первый взгляд, оно — просто невинная забава. В действительности, оно есть важнейшая питательная среда квази- и псевдонауки.

Мирон Я. Амусья,
профессор физики

Суббота и кашрут в госучреждении в России