«Если бы я только мог перевести стрелки
часов назад, я бы стер всю ту боль, которую
тебе причинил».
Эти слова отец написал мне в день перед
моей свадьбой. Лист бумаги был прикреплен к
коробочке, в которой лежали красивые
наручные часы из белого золота.
Мой отец был душевно больным человеком. О
таких вещах не принято говорить. Они всегда
происходят с кем-то другим, с чужими
родственниками или друзьями. Но он был моим
отцом. И — пленником собственного разума,
заложником маниакально-депрессивного
состояния, известного также как «биполярный
психоз». Плохое настроение опустошало его и
делало практически невменяемым. В активные
периоды его энергия перехлестывала через
край. И самое ужасное — он все прекрасно
понимал. Понимал, что происходит с ним до, во
время и после каждого эпизода.
Когда мои родители познакомились,
поведение отца уже тогда должно было
заставить мать насторожиться. Но она по
наивности решила, что он — эксцентричный
человек, обожающий шутки и розыгрыши.
У него была приятная внешность, он умел
очаровывать людей, и обладал тонким
чувством юмора. До сих пор моя мама
утверждает, что они действительно любили
друг друга. Время шло, болезнь давала о себе
знать все чаще и чаще. Когда я родилась,
перипетии семейной жизни окончательно
загнали его в угол. Родители без конца
меняли психиатров, и каждый из них, чтобы
обуздать его настроение, прописывал ему
новый химический коктейль. Так было
положено начало его медикаментозной
зависимости длиной в целую жизнь.
Я очень рано поняла, что у папы есть «хорошие»
и «плохие» дни. И знала, что друзей домой
лучше не приводить. Ночные «девичники» были
не для меня. Я быстро осознала, что такое —
не иметь контроля над ситуацией. Мой отец
мог сказать мне, как сильно меня любит, а
через минуту унизить меня при других. Я
страшно на него злилась. Почему он
повторяет одно и то же? Разве он
недостаточно сильно любил меня, чтобы, как
все нормальные люди, просто проснуться
утром и пойти на работу?
Очень трудно описать то влияние, которое
оказала на меня эта извечная
нестабильность, это чувство стыда, что я
испытывала.
Когда моя мать испробовала все мыслимые и
немыслимые средства, брак моих родителей
распался.
Мысль о том, что мне когда-нибудь придется
встречаться с молодым человеком, приводила
меня в ужас. В конце концов, я принадлежала к
маленькой и сплоченной общине, и в один
прекрасный день я поняла, что все знают о
моей семейной трагедии. Мне потребовался не
один год для того, чтобы разобраться с
собственными проблемами, научиться
контролировать свои чувства, не требовать
от жизни невозможного и принять все как
есть. Сегодня, оглядываясь назад, я
удивляюсь себе: как же мне все это удалось?
Я познакомилась со своим будущим мужем. В
нем я нашла то, что так высоко ценила —
спокойствие, терпение, способность понять.
Мой отец полюбил его — ведь он сделал меня
счастливой. Он увидел в наших отношениях
новый шанс и для себя — шанс измениться и
начать жизнь сначала. Именно тогда он
написал это письмо, и подарил мне часы — «Если
бы я только мог перевести стрелки часов
назад…».
До сих пор отчетливо помню, где я стояла в
нашей новой квартире в тот момент, когда
папа сломался. Он держался с самой нашей
помолвки и в течение нескольких недель
после свадьбы. Во мне загорелась надежда.
Когда папа снова почувствовал себя плохо,
мой муж не стал делать из этого трагедию и
помог мне пережить те очень трудные дни.
Благодаря его сердечному отношению и
мудрым советам я впервые перестала ставить
знак равенства между моим отцом и теми
демонами, которыми он был одержим. Я начала
воспринимать его состояния как мучительную,
страшную боль — боль безумия. Мне
требовалось все меньше и меньше усилий для
того, чтобы проявлять к нему уважение, и
вежливо с ним разговаривать. В первый раз в
своей жизни я начала думать о нем как о
личности, и он перестал быть мне обузой.
В момент, когда раздался телефонный
звонок, на мне были те самые часы, которые он
подарил мне на свадьбу. Они показывали 6:14
утра, и я тут же почувствовала — это тот
самый звонок, которого я так боялась. Я
всегда подозревала, что отец, томимый
грузом своих психических проблем,
отравленный несметным количеством
препаратов, которые он постоянно принимал,
умрет молодым. И все же это было для меня
полной неожиданностью.
В панике я разбудила мужа. Он взял трубку,
некоторое время молча слушал, а потом по его
щекам покатились слезы. Глядя мне в глаза,
он медленно кивнул головой, и я поняла, что
первая глава моей жизни окончена. Папа умер
во сне. Папа, а вместе с ним и долгие годы
боли и унижений, канули в небытие.
Его смерть вызвала во мне противоречивые
чувства. С одной стороны, я знала, что он
наконец-то обрел покой. С другой — я ведь
только недавно научилась принимать его
таким, каким он был. «В моих глазах — слезы,
— сказала на похоронах моя младшая сестра.
— В одном — слезы печали от того, что его
больше нет с нами, в другом — слезы радости:
ведь его страдания наконец-то закончились.
Мне просто безумно жаль, что нам было
отведено так мало времени».
В восемнадцать лет я начала посещать
психотерапевта, стремясь справиться с тем
разрушительным воздействием, которое
болезнь моего отца оказала на меня. Хорошо
помню, как эта мудрая женщина сказала мне: «Однажды,
когда тебе исполнится лет тридцать или
сорок, ты оглянешься назад и поблагодаришь
отца за то, что он заставил тебя стать такой
сильной и достойной личностью». Она
ошибалась в одном — я испытала это чувство
благодарности, когда мне не было еще и
тридцати.