…Меня воспитали, если можно так выразиться, в «ультра-реформистских» традициях. Мое детство пришлось на 1970-е годы, и протекало в фешенебельном пригороде Сан-Франциско под названием «Ореховый ручей». Родители ходили в реформистскую синагогу. И это означало, что я был обязан «посещать храм», как минимум, дважды в год. Затащить меня туда в субботу родителям удавалось крайне редко.

Сказать, что я не придавал особого значения своему еврейству — значит, ничего не сказать. В 1970-х годах Восточную Гавань Сан-Франциско вряд ли можно было назвать колыбелью еврейской культуры. Приведу один-единственный пример: в государственной средней школе, где я учился, из 1400 детей всего шесть были евреями, включая меня и мою сестру. С иудаизмом мне приходилось иметь дело лишь периодически. И всякий раз, когда это происходило, мне казалось, что он мешает моей «настоящей» жизни. Скудный опыт в еврействе не только оставил меня абсолютно равнодушным, но и привил мне определенную неприязнь ко всему еврейскому.

Таким образом, когда, в 20 лет, я поднимался на борт оправлявшегося во Францию самолета, у меня за спиной не было никакого истинно еврейского прошлого, и никаких еврейских связей. Одним из основных преимуществ столь дальней поездки, на мой взгляд, был тот факт, что я мог спокойно прогулять службу в Рош а-Шана или Йом Кипур, а потом, приехав домой в конце учебного года, сказать, что был в синагоге. И никому не удалось бы уличить меня во лжи. «Ну что они будут делать? — беспечно спрашивал я своих однокурсников в Калифорнийском Университете Лос-Анджелеса. — Они что, позвонят в синагогу Бордо и спросят, был ли Росс на службе?». Однако, когда я прилетел в Бордо, где мне предстояло жить до конца учебного года, я обнаружил, что у Всевышнего были на мой счет совсем другие планы.

Однажды, исследуя город, я наткнулся на магазин сувениров. Когда я разглядывал витрину, мое внимание привлекла совершенно неожиданная вещь. Это был йо-йо с изображением хоккейной шайбы команды «Калифорния Голден Силз». Я просто не мог поверить собственным глазам. Дело в том, что «Калифорния Голден Силз» в течение какого-то времени была профессиональной хоккейной командой Восточной Гавани Сан-Франциско. В детстве мы с отцом часто ходили на матчи с ее участием. Прекрасное было время! И тогда я решил приобрести этот йо-йо.

Внутри меня встретил Сэмми, владелец магазина — невысокий, темноволосый, смуглый человек, с самой приветливой улыбкой, какую мне когда-либо приходилось видеть. В конце концов, мы разговорились и пробеседовали почти два часа, обсудив все, начиная с Калифорнийского университета и кончая моими впечатлениями о Франции. Меня глубоко тронула искренность и отзывчивость Сэмми. И вдруг, абсолютно неожиданно, он задает мне вопрос: «Так вы еврей, правда?».

Я был поражен до глубины души. Во мне — шесть футов роста, у меня — светлые волосы и голубые глаза. Обычно меня принимали за представителей разных народов и стран, но за еврея — никогда. Бывали случаи, когда я говорил, что я — еврей, но мне не верили.

— А как вы догадались? — спросил я Сэмми.

— Просто почувствовал, — ответил он, все с той же теплой улыбкой. — Может быть, придете в пятницу на шаббатнюю трапезу и познакомитесь с моими домашними и членами моей семьи?

Сам не знаю, почему, я принял его приглашение, несмотря на то, что всеми силами стремился «сбежать от иудаизма».

Субботний вечер прошел в теплой и располагающей атмосфере. Внутренне я готовился к тому, что в любой момент могло произойти нечто неприятное, что подтвердило бы мои сомнения по поводу еврейской традиции. Однако ничего такого не случилось. Я ушел домой с потрясающим, ни с чем не сравнимым чувством приобщения к чему-то прекрасному и необъятному.

Сэмми продолжал приглашать меня на шаббаты, а потом — и на еврейские праздники. Я с удивлением обнаружил, что принимаю все его приглашения — более того, с нетерпением их жду. Незаметно подошло время Песаха. Накануне праздника я узнал, что семеро моих американских еврейских друзей расстроены тем, что им некуда пойти на Седер. Мысль о евреях, искренне стремящихся присутствовать на Седере, вызывала у меня в то время глубочайшее изумление.

Я позвонил Сэмми и спросил, можно ли мне взять с собой своих друзей. Однако Сэмми даже не дал мне договорить.

— Конечно же, приводи… Приводи всех! — радостно прокричал он в трубку.

Я напомнил ему, что речь идет о Песахае, и подчеркнул, что нас — семь человек.

Росс, приводи своих друзей, — повторил он. — И вообще всех, кому некуда пойти на Седер.

Вот тогда я оказался в полной растерянности. Зачем я ходил на все эти шаббаты и Седеры? Ведь я специально пролетел 8 тысяч миль только для того, чтобы сбежать от них! Каким образом все это могло произойти?

В моем сознании угнездились два абсолютно разных образа иудаизма: один — резко отрицательный, порожденный моим детством и воспитанием, другой — теплый, наполненный любовью. И это новое ощущение, разумеется, было связано с Сэмми и его семьей.

Эти образы были сродни «материи» и «антиматерии» из фантастического сериала «Стар Трек». Они не могли сосуществовать в одной и той же вселенной. Я должен был узнать, какой из этих образов наиболее точно отражал истинную сущность еврейской традиции.

Сердцем я чувствовал, что это был образ, созданный семьей Сэмми — наполненный любовью и теплом. Однако у меня не было никаких доказательств, которые подтвердили бы это предположение. Поэтому я отправился на поиски правды о еврейской традиции и своего места в ней.

Поиски эти длились десять лет. Однако, в конце концов, я понял, что был прав: еврейская традиция — объемлет все сферы нашей жизни и источает гармонию, тепло и любовь, которой наполняет наш мир Всевышний. Постепенно я начал коренным образом менять свою жизнь. Сегодня я, вместе со своей женой и двумя дочерьми, живу в Лос-Анжелесе, в квартале, где много религиозных евреев, и стараюсь соблюдать законы еврейского образа жизни.

После моего отъезда из Франции, мы с Сэмми потеряли связь. Мне так и не представился случай поблагодарить его за все, что он для меня сделал. Догадывается ли он о том, какое глубочайшее влияние оказал на мои убеждения? Ведь это именно он, на примере собственной жизни, своей безграничной добротой к собрату-еврею, проявленной, независимо от его убеждений, заставил меня иначе взглянуть на принадлежность к еврейству и покончить с отрицанием собственных корней.

Мои поиски Всевышнего начались именно со встречи с Сэмми и того незабываемого йо-йо в окне его магазина. Этот йо-йо я храню до сих пор…