Оксфордский университет, 1962 год. Небольшая группа учащихся, состоящая в основном из студентов-американцев, бойко бранит левые политические настроения, господствующие среди образованных слоев общества. Некоторые из этих студентов ранее учились в Чикагском университете, другие были родом из тех мест, и все мы насквозь пропитались доктринами политики невмешательства, безраздельно царствовавшими на экономическом факультете Чикагского университета.

Встретившись с нами, апологетами свободного рынка, член парламента и представитель партии консерваторов начал свою речь с заявления: "Ну, мы, возможно, согласны с тем, что государство должно владеть, по крайней мере, дорогами...".

Эта ересь против ограниченного - очень ограниченного - правительства была встречена гробовым молчанием.

В одной из наших любимых газет - Нью Индивидуалист Ревью, издававшейся Чикагским университетом, - была напечатана статья, автор которой утверждал, что маяки обязательно должны быть государственной собственностью, потому что ни один рыночный механизм не способен определить стоимость работы маяка. Мы не могли такое принять. И выдвинули контраргумент: когда свет касается поверхности воды, он тем самым "благоустраивает" ее, и поверхность становится собственностью владельца маяка, который, по законам рыночной экономики, может взимать с проходящих по этой поверхности судов определенную плату.

Да, но что происходит с правом собственности, когда свет маяка теряется в тумане?

Мы ломали головы, обдумывая всевозможные юридические тонкости этой проблемы, но при этом наши идеологические убеждения оставались незыблемыми.

Как это часто происходит со студентами, наша одержимость различными идеями была столь велика, что порой переходила в откровенную глупость. Однако именно мы стали одними из первых приверженцев идей удивительнейшего человека, чье 90-летие отмечалось в этом году, и которого можно с уверенностью назвать самым влиятельным общественным интеллектуалом Америки 20-го века.

Ко времени публикации своего великого манифеста "Капитализм и свобода" в 1962 году Милтон Фридман, занимавший тогда должность профессора экономики Чикагского университета, завершил большую часть научных исследований, за которые и получил в 1976 году Нобелевскую премию в области экономики. Он был горячим сторонником монетаризма - экономической теории, согласно которой денежные запасы и процентные ставки лучше управляют деловыми циклами, чем государственная фискальная политика (управление спросом и другие кейнсианские меры "точной настройки" экономики). Контроль над инфляцией и смягчение спадов деловой активности с помощью стабильного роста денежных запасов - важная составная часть успешной политики умеренного правительства.

Труд Милтона Фридмана "Капитализм и свобода" внес в политический диалог того времени новаторские концепции - гибкий валютный курс, частный сектор в системе социального обеспечения, ваучер об оплате за обучение, предоставляющий родителям право выбора школы, и относитеьно небольшая максимальная ставка подоходного налога. Гарри Беккер, лауреат Нобелевской премии 1992 года и коллега Фридмана по Чикагскому университету и Гуверскому институту, отмечает: когда Фридман впервые выдвинул свои экономические идеи, максимальные налоговые ставки в большинстве стран составляли не менее 90 процентов (91 процент в США). Сегодня же большинство налоговых ставок составляют до 50 процентов, что является доказательством того, что мир значительно приблизился к фридмановскому идеалу.

Фридман был одним из основателей влиятельнейшего международного общества "Монт Пелерин", названного так в честь швейцарской деревни, где в 1947 году состоялся первый съезд сторонников либеральных принципов в экономике. Вдохновителем "Монт Пелерин" стал Фридрих фон Хайек, которого вскоре пригласили на работу в Чикагский университет. В 1955 году Хайек инициировал создание Лондонского Института экономических связей, который в 1962 году привлек внимание одного из младших членов Парламента, который спустя 17 лет въехал вместе с фридмановским монетаризмом и уважением к рыночной экономике в дом номер 10 по Даунинг Стрит. Имя политика - Маргарет Тэтчер.

Многие интеллектуалы презирают рынок за то, что рынки замечательно работают без их участия. Подобное неуважение - самая настоящая неблагодарность: вульгарные (по мнению интеллектуалов) люди, приводящие в движение рыночные механизмы и получающие с них прибыль, обеспечивают само существование тех, кто занимается умственным трудом.

Другой чикагский коллега Фридмана, лауреат Нобелевской премии 1982 года Джордж Стиглер сказал: "Человек интеллектуального труда стоит недешево, и поэтому ни одно государство не могло позволить себе содержать много интеллектуалов до тех пор, пока не возникла и не укоренилась современная система предпринимательства". Таким образом, "мы, профессоры, в большей степени должны быть признательны самому Генри Форду, чем фонду, который носит его имя и распоряжается его капиталом".

Экономика, описанная живым языком Фридмана и наполненная его неуемной энергией, перестает быть "унылой наукой". Выступая в мае с речью, посвященной Фридману, президент Буш сказал, что американской нации и всему миру повезло, что Милтон Фридман "провалил экзамены на получение квалификации статистика страхового общества и стал вместо этого экономистом".

Джон Мейнард Кейнс, чья экономическая пальма первенства была отнята у него Фридманом, отметил, что миром правят идеи экономистов и политических философов. "Практики, считающие себя свободными от любых интеллектуальных влияний, чаще всего попадают в рабство к каким-нибудь устаревшим экономистам", - сказал он. Но, глядя на то, как Фридман легко и изящно преодолел свое 90-летие, невозможно назвать его «устаревшим». Он все еще - живое воплощение интеллектуальной энергии.

Адам Смит, чье знамя Фриман вот уже много лет несет высоко над головой, сказал однажды: "В каждой нации найдется много одряхлевшего". Благодаря Милтону Фридману в нашей нации гораздо меньше «одряхлевшего», чем могло быть.